В конце августа к автору этой статьи обратились двое жителей Омска с просьбой показать им захоронение их деда, расстрелянного в 1937 году, точнее, место, где тайно закапывали казненных «врагов народа». О нём стало известно 35 лет назад, когда при строительстве домов на 11-й Линии были найдены человеческие останки с пулевыми отверстиями в черепах. С тех пор они так и лежат в одном из огородов, куда водить гостей города не очень-то удобно. Но разве потомки не имеют права прийти на могилу родных, хоть нет над ней ни камня, ни креста?
Фёдор Фёдорович Паршин, 1914 г. Расстрелян 17 сентября 1937 года по приговору омской тройки от 14 сентября 1937 года. Источник: группа «Расстреляны в Таре»
Вспомнить о той поездке на 11-ю Линию заставил День памяти жертв политических репрессий, прошедший в нашем городе довольно тихо, без «лишних» мероприятий, посвящённых этой печальной теме, и второй год уже без традиционного митинга памяти. Опять всё ограничилось скромным возложением цветов к памятному знаку. Конечно, на коронавирус можно многое списать, хотя периодически, когда государству нужно, нас привлекают к участию в различных «массовках».
Однако дело не только в пандемии: стареют и уходят от нас сыновья и дочери «врагов народа», страшные события отдаляются в прошлое, дискуссии о роли сталинского режима постепенно затухают, а сама тема старательно вытесняется из массового сознания. Если 9 Мая чуть ли не каждый считает своим долгом сказать спасибо деду за победу, то в памяти о государственном терроре нет ничего героического, нет повода для гордости. В общем, тема вновь стала неудобной. Но как бы то ни было, без понимания причин нашей трагичной истории и осуждения репрессий новые поколения россиян не застрахованы от их повторения в том или ином виде.
В прежние годы дети репрессированных, вспоминая 30 октября своих родителей, просили, чтобы, помимо безымянного камня у ворот старого кладбища, был мемориал с фамилиями всех расстрелянных в Таре (их, кстати, 2 тысячи человек) и стоял он именно там, где эти несчастные люди, пусть и не по-людски, преданы земле.
Но и сейчас, несмотря ни на что, восстановить справедливость и сохранить память о своих предках стремятся сотни и тысячи наших сограждан. Среди них – омичи Евгений Паршин и Вадим Марченко, отправившиеся за 300 км в Тару, где лежит их дед, Фёдор Фёдорович Паршин, и в село Ложниково, где тот жил на момент ареста. Они поделились с нами историей своих родных и материалами расстрельного дела из архива ФСБ.
Фёдор Паршин родился в Чите в 1893 году и там, в Забайкалье, прожил большую часть своей жизни. С началом Первой мировой был призван в армию, вскоре получил офицерское звание, а во время Гражданской войны, разделившей всю страну на красных и белых, волею судьбы оказался на стороне Колчака. В 1920 году это стало причиной ареста органами ВЧК. Наверное, он тогда нашёл аргументы в своё оправдание, более того, до 1923 года работал делопроизводителем в 1-й читинской дивизии Красной армии. Новая власть нуждалась в кадрах, поэтому в первые годы большевики были вынуждены использовать старых специалистов, закрыв глаза на их прежнюю «окраску» и происхождение. Однако наивно было надеяться, что они простят тех, кого считали своими классовыми врагами.
В начале 30-х обстановка в стране стала ещё более тревожной. Спасение виделось в переезде туда, где тебя никто не знает и не напомнит органам о твоей прежней службе в царской армии. Почему Паршины для себя выбрали село Ложниково в Тарском округе, за три с лишним тысячи вёрст, потомки не знают. Может, кто-то посоветовал или просто искали Богом забытую деревню, тем не менее в 1934 году переезд случился. Видимо, переселенцы заслуживали доверие: в книге «Прими поклон, село Ложниково» глава семейства упомянут в 1935 году в числе депутатов сельсовета.
– Мне рассказывали, – говорит Евгений Паршин, – что дед не особо скрывал своё прошлое, иначе бы в доме на стене не висела его фотография в военной форме в полный рост. Но почему его забрали, ни бабушка, ни кто-то другой из родственников не говорил, даже дядя Володя, который в 1959 году занимался реабилитацией своего отца.
Фёдор Фёдорович Паршин с женой, 1913 г. Источник: группа «Расстреляны в Таре»
Сфабрикованное дело, под которое угодил Фёдор Паршин, по мнению исследователя репрессий Вениамина Самосудова, имело московскую предысторию. В феврале 1937 года на пленуме ЦК ВКП(б) Николай Бухарин был обвинён в намерении организовать восстание в некоторых районах Сибири. Решения того пленума стали директивой для спецслужб – им нужно было подтвердить, что здесь, в том числе и в Омской области, подполье вынашивало планы смертельного удара по существовавшему режиму. По версии органов госбезопасности, в Омске находился центр крупной офицерской организации, готовившей восстание чуть ли не на всю Западную Сибирь, а в каждом округе были свои филиалы. В Таре чекисты разрабатывали два направления фальсификации – организацию «Сибирское братство», куда записали духовенство, служителей разных религий, и «Офицерско-повстанческую организацию Тарского округа», в которую собрали бывших офицеров, эсеров, раскулаченных крестьян, спецпереселенцев, участников восстаний 1921 и 1930 годов. Последняя, по отчетам Тарского оперсектора НКВД, на момент ликвидации насчитывала до 600 человек. С самого начала фантазия следователей породила районные филиалы. В свою очередь, каждый имел сеть повстанческих ячеек. В Ложниково была как раз одна из них.
НАША СПРАВКА
Вместе с Фёдором Паршиным по одному делу проходили ещё 8 жителей Ложниково, Соусканово, Тимино и Тары, арестованные с 28 июля по 26 августа 1937 года, 14 сентября тройкой при УНКВД по Омской области семеро были приговорены по ст. 58-10-11 УК РСФСР к высшей мере наказания и расстреляны 17 сентября:
Бутаков Аксен Федорович, 1871 г.р.
Емашев Андриян Степанович, 1874 г.р.
Козлов Аверьян Иванович, 1887 г.р.
Костерин Семён Степанович, 1892 г.р.
Ложников Андриян Иванович, 1896 г.р.
Фатьянов Иван Петрович, 1875 г.р.
Шатов Василий Фёдорович, 1893 г.р.
Ещё один, Бурдин Петр Иванович, 1891 г.р., был приговорен к 10 годам лишения свободы в ИТЛ. Все они впоследствии были реабилитированы.
Арестовывать офицеров или собирать на них компромат чекисты начали ещё до того, как 5 августа 1937 года по пресловутому приказу 00447 началась операция, которая вошла в историю под названием «Большой террор». Так, ещё 23 июля 1937-го Ложниковский сельсовет отчего-то написал на Фёдора Паршина, счетовода маслозавода, характеристику, утверждавшую, что тот «с целью вредительства поморил с голоду 64 пчелосемьи», был «участником группового сопротивления в снятии колоколов» с церкви и вёл антисоветскую агитацию. Но после «изобретения» организации, пчёлы и колокола сразу стали неактуальны: жизнь-то у человека всего одна, дважды не расстреляешь.
Фёдора Фёдоровича арестовали 26 августа. На протяжении четырёх дней – три допроса, совсем не продолжительных. На первых двух он всё отрицал. На третьем, видимо, после того как следователи усердно с ним поработали, с первого же слова начинаются его признания, что завербован год назад священником Казариновым, что в контрреволюционной группе ещё 8 жителей Ложниково, Тимино, Соусканово, что конечная цель группы – свержение советской власти путём вооруженного восстания в начале войны СССР с Японией или Германией. Ну а поскольку Казаринов в середине августа умер, фамилия Паршин – ведь бывший офицер и человек самый грамотный – стоит первой во всех следственных документах, а также в приговоре, вынесенном тройкой 14 сентября 1937 года. Через три дня, 17 сентября, все 9 «контрреволюционеров» были расстреляны.
У Фёдора Фёдоровича было шестеро детей – три сына и три дочери. Николай, самый старший, на момент ареста отца уже работал учителем в Сараханово. Младшему, Владимиру, исполнилось всего три месяца. Легко ли было супруге Любови Хрисанфовне поставить на ноги ребятишек? Вопрос излишний.
Фёдор Фёдорович Паршин с семьёй, 1927 г. Источник: группа «Расстреляны в Таре»
В 1942 году семья решилась на отчаянный шаг – перебраться в Омск. Из Ложниково до областного центра три месяца везли нехитрый скарб, вели корову, а чтобы её подкормить и самим отдохнуть у знакомых, специально задумали извилистый маршрут.
Городу нужны были рабочие руки. Сын Михаил первым устроился на шинный завод, которому отдал 50 лет своей жизни. За ним на это предприятие пришли его сёстры Лидия и Антонина, мама Евгения Николаевича, награждённая впоследствии орденом Трудового Красного Знамени.
София, бабушка Вадима, вслед за братом Николаем стала учительницей, а Владимир, окончив лётное училище, – лётчиком. Сейчас все они от нас ушли. Но каждая ветвь семейного древа дала побеги, которые стараются не забывать о своих корнях.
Дата нашей поездки на 11-ю Линию – 26 августа – случайно совпала с днём ареста Фёдора Фёдоровича. Найти то самое место, если кто-то знающий не покажет пальцем, практически невозможно. Дом, построенный на костях, ничем не отличается от других, разве что высоченными сорняками у самых окон, ростом с человека. Даже как-то стыдно перед гостями за свой город, что приходится водить их по столь неприглядным закоулкам. Они же достали из машины лопату и набрали в ведро земли из указанного мною места, чтобы увезти её на Северо-Восточное кладбище Омска, на могилу Любови Хрисанфовны.
Место захоронения расстрелянных в Таре – район дома №1В по 11-й Линии
– Я всё думаю, почему он подписался под тем, чего не совершал, – говорит Евгений Паршин. – Возможно, не выдержал пыток. А может, он вынужден был это сделать ради благополучия семьи, чтобы оставили корову и дети не умерли голодной смертью. Наверное, на месте деда я поступил бы так же и, понимая это, должен как-то его отблагодарить. Весной поставим памятник, чтобы на нём была надпись и фотография. Это будет общий памятник бабушке и дедушке, хоть он там не лежит. Впрочем, это и неважно. После поездки в Ложниково я много общался с отцом Георгием, местным священником, мы выполнили все его наставления: заказали панихиду, прочитали молитвы, подзахоронили урну с привезённой из Тары землей… Надеюсь, что они воссоединятся на небесах, обязательно там встретятся. Они ведь любили друг друга… И мне зачтётся, когда предстану перед Богом, чтобы ответить за свои поступки.
Потомки Фёдора Фёдоровича – не первые, кто решил похожим образом увековечить память расстрелянных родственников – хоть и не на месте захоронения, но с фамилией и именем на надгробье. Правда, такие случаи единичны. А что напомнит о жизни на этом свете остальных двух тысяч казнённых в Таре в годы Большого террора? Конечно, они встретятся со своими родными на небесах, но зачтётся ли нам забвение этих невинных жертв?
Сергей Алфёров, «Тарское Прииртышье» №48(12164) 2021 год
0 Комментариев